СОВЕТСКИЕ-ЗАВОДЫ.РФ Советское промышленное наследие в современной России

 Утро Володи Платонова начиналось обычно. Сосед вынес на кухню помятый круг единственного в квартире громкоговорите­ля, осторожно воткнул вилку в сеть. Передавали последние из­вестия.

«На Петроградской стороне и в Володарском районе начато строительство двух телефонных станций-автоматов. С вводом в строй новых станций можно будет пользоваться телефоном без услуг телефонисток»,— голос диктора прерывался потрескива­нием в мембране.

— Как это, без телефонисток? — поразился Платонов.

Сомнение, восторг и удивление мгновенно отразились в его глазах. В этот момент он услышал следующее сообщение: «Выс­ший совет народного хозяйства СССР принял решение организо­вать производство полиграфической техники на Ленинградском заводе имени Макса Гельца».

— Принято! — радостно вскрикнул Володька и, схватив ушанку, грохоча на весь коридор тяжелыми сапогами, выбежал из квартиры.

Всего год назад Володя Платонов пришел на завод, получив направление на бирже труда. Работа слесаря-сборщика табач­ных автоматов понравилась ему с первого дня. А после того как новый директор завода Георгий Александрович Дёсов, зна­комясь на собрании с коллективом, объявил, что, возможно, в скором времени их заводу поручат производство полиграфичес­кой техники, которая до сих пор покупалась за границей и очень дорого обходилась государству, Платонову со всей горяч­ностью юности захотелось работать над созданием новых ма­шин.

Такое желание испытывали и все его товарищи. Решение правительства вызвало в коллективе большое волнение. И это естественно: участвовать в новом ответственном государствен­ном деле, создавать технику для печатания книг, газет, журна­лов — почетно!

Еще улицы и проспекты Петроградской стороны не огласил протяжный бас заводского гудка, а легкая дверца в проходной на Песочной уже не закрывалась от потока людей. Старик-вах­тер удивлялся:

— Никак смену сдвинули?

Все окна высокого здания были освещены. Увеличенные от­ражения их четко вырисовывались на темно-синем снегу, и как звездочка приплясывала на ветру маленькая лампочка над главным входом в рабочий корпус.

В широком пролете лестницы гуляли сквозняки, а на каж­дом этаже комсомольцы скандировали: «Долой безграмот­ность!», «Создадим советскую полиграфию!»

Люди расходились по цехам. Большинство сворачивало в широкие двери токарно-фрезерного, спешили на второй этаж слесари и инструментальщики, на самый верх устремлялись сборщики трикотажных машин.

Володя Платонов одним из первых вбежал в сборочный цех.

Забыв про свою застенчивость и нерешительность, ворвался прямо в конторку мастера:

— Петр Павлович! Мы будем... Принято!

— Что принято?—Турковский отложил в сторону чертеж.

— Решение полиграфические машины делать!

Петр Павлович встал. Не без удовольствия достал из карма­на большие с серебряной цепью часы, дружелюбно покачал го­ловой :

— Так, значит. Плохой подмастерье приходит на работу с опозданием, хороший подмастерье — вовремя, а мастер приходит заранее. Похвально. Приятно видеть вас в цехе заранее. Вот, даю вам сегодня хороший наряд, — и протянул растерявшемуся парнишке ящик с деталями. — Соберите тройные трубочки. Две сотни.

Володя взял детали и понес к своему верстаку. Посерьезнел. Но когда в цех с шумом повалили слесари, он снова улыбался, встречая каждого.

—- Паша, я здесь! — крикнул вбежавшему Полякову и не утерпел, бросился навстречу, сжал обеими руками маленькую ладонь своего друга. Переполнявшие их чувства вылились в жизнерадостный смех.

Из конторки вышел Турковский:

— За работу, товарищи, за работу! В обеденный перерыв бу­дет в трикотажном цехе митинг, тогда и поделимся впечатле­ниями.

Володя увлекся заданием и не заметил, как пролетело время.

Когда они с Павлом поднялись в трикотажный, цех был уже полон. Дёсов тоже был там. Его тесно обступила молодежь.

Всего два месяца назад познакомился новый директор с кол­лективом, а уже стал в нем своим человеком. Быстро сходиться с людьми — эта черта характера помогала Дёсову на протяже­нии всей жизни, жизни тяжелой, как и у всего поколения бор­цов за революцию.

Г. А. Дёсов, в 30-е годы директор завода.	Молодежная бригада слесарей. В центре — бригадир П. А. Поляков. 1930 год.

 В 1900 году он начал работать механиком на ткацкой фабри­ке в городе Гусь-Хрустальном, сблизился с революционерами- марксистами, в 1902 году вступил в партию. Вскоре в заведен­ном на него царской охранкой деле появились следующие сведе­ния: «Опасный смутьян. Партийные клички «Искандер» и «Глико». Особые приметы: открытая, незаживающая рана на груди, видимо, след от побоев».

В годы реакции большевистская организация города Гусь- Хрустального была разгромлена, организаторы ее, и в том чис­ле Дёсов, заключены в тюрьму. Во Владимирском централе он познакомился с М. В. Фрунзе и П. П. Постышевым.

После освобождения молодой революционер приехал в Пет­роград и вскоре устроился слесарем на завод «Айваз». Там вместе с Михаилом Ивановичем Калининым и другими больше­виками, работающими на заводе, вел подготовку к Октябрьско­му вооруженному восстанию.

В феврале 1918 года труженики «Айваза» и «Светланы» из­брали Георгия Александровича своим первым красным дирек­тором.

После XIV съезда партии по рекомендации С. М. Кирова Дёсова избрали председателем Петроградской губернской партий­ной контрольной комиссии.

Осенью 1929 года у Дёсова открылась старая рана, и он был направлен на лечение, а после возвращения сразу принял руко­водство заводом.

Сейчас, на митинге, Георгий Александрович выглядел вооду­шевленным. Он только что вернулся из Смольного. И, как всегда после разговора с Кировым, проще и реальнее казалось решение многих трудных проблем.

— Ну, пора начинать? Кажется, все. — Дёсов поднялся и об­вел глазами переполненный людьми цех.

Молодые ребята держали в руках яркие лозунги: «Даешь советский линотип!», «Долой неграмотность!». Торжественная сосредоточенность выражалась на лицах пожилых рабочих, сте­пенно сидящих перед покрытым кумачом столом на длинных скамьях. А в углу цеха, поблескивая медью, покачивались над толпой трубы духового оркестра. Это энтузиаст Вася Базылев уже успел собрать свой музыкальный коллектив.

— Товарищи!— Голос Дёсова свободно понесся по рядам.— Вы знаете, что партия и правительство поручили нам ответствен­ное задание. Сегодняшний день войдет в историю нашего пред­приятия как дата второго рождения. Именно этот день, девятое февраля тридцатого года, определит его дальнейшую судьбу. Мы все, собравшиеся здесь, стоим у истоков зарождения новой, важной для страны отрасли промышленности. Очень скоро нас­тупит время, когда книга, газета, школьный учебник перестанут казаться непонятной загадкой миллионам рабочих и крестьян, войдут в каждый дом, станут необходимы каждому. В этом бу­дет и наша заслуга, товарищи. Ведь чтобы удовлетворить потреб­ность народа в знаниях, гарантировать ему право на образова­ние, необходима база— типографии, полиграфические машины. Покупать их в таком огромном количестве, какое нам требуется, за границей нецелесообразно. Надо отказаться от дорогостояще­го импорта. Надо самим осваивать выпуск необходимой стране техники. И мы освоим его!

— Ура!— разнеслось по рядам.— Долой неграмотность! Ос­вободим страну от дорогостоящего импорта!

Когда вновь установилась тишина, Дёсов продолжал:

— Первая машина, которую ждет от нас страна, —это новый линотип, автоматически набирающий и отливающий тексты. Должен вам сказать, что принцип действия линотипа изобрел американский инженер Отто Мергенталер. Созданная им техни­ка известна во многих странах. Но когда журналисты спросили у изобретателя, где он еще намерен разместить свои машины, тот ответил: «Везде, кроме России».

— Поди ж ты какой, — пробасил кто-то из старых рабочих и смолк. Молчали и остальные. Задело...

Тишину прервал Дёсов:

— А мы сами, товарищи, сами одолеем эти машины! — уве­ренно произнес он.— Мало того, настанет пора, когда Россия, наша Советская Россия, протянет руку помощи другим народам! И мы щедро отправим свою будущую печатную технику в страны, где пока книга на родном языке вообще недоступна людям.

— Да что ты говоришь-то? А? Что говоришь-то? - вырва­лось у кого-то.

Все повернулись на голос. Говорил Иван Дорогин:

— И машин-то еще не понаделали, а уж отдавай! Да?

— Успокойся, дядя Ваня, — положил руку на плечо кузне­цу Николай Запрягалов.— Речь идет...

Веселый марш духового оркестра прервал их разговор.

На следующий день из типографии имени Евгении Соколовой был доставлен старенький линотип, и командированный на за­вод опытный наборщик Иван Иванович Дербышев дал рабочим и инженерам первую консультацию о принципе действия набор­ного устройства.

Чтобы создать новое, нужно было изучить старое. Во всех цехах началась подготовка к выполнению важного государствен­ного задания.

«ЗЕЛЕНЫЙ НАРЯД»

Совместное заседание партийного бюро, профсоюзного и ком­сомольского комитетов было посвящено сразу трем важным вопросам: организации социалистического соревнования, подго­товке кадров и строительству второго производственного корпу­са. Все они были связаны с переходом завода на освоение новой продукции.

Заседание вел недавно избранный секретарем партбюро С. И. Антонов. Присутствовал и бывший секретарь партийной организации М. И. Ильин, теперь назначенный начальником це­ха трикотажных машин.

Как только все собрались, Антонов достал из ящика стола номер «Правды» с опубликованным постановлением ЦК ВКП(б) «О социалистическом соревновании фабрик и заводов» и объя­вил:

— Сегодня мы вновь, товарищи, обращаемся к этому доку­менту, который требует от нас вовлечения в соревнование все большего и большего числа трудящихся. Нам нужны новые фор­мы соревнования, активные, действенные, интересные... Какие у кого соображения?

— Я вот что тут подумал,— взял слово председатель завко­ма А. В. Демин.— У нас вся заводская молодежь мечтает созда­вать линотипы, ротационные, фальцевальные машины. Мы при­ступим к изготовлению первых деталей для них нескоро. Конст­рукторы ведь завтра проект не дадут. Однако уже сегодня мож­но включить полиграфию в жизнь всего завода. Думаю, что бу­дет правильно уже сейчас организовать соревнование за право сборки первых полиграфических машин и изготовления первых деталей к линотипам. Это почетное право. Все будут стремиться его получить. Как вы думаете?

Предложение Демина всем понравилось. На партбюро сразу же разработали пункты соревнования: они включили в себя строгий учет производительности труда, качества изделий, а так­же освоение новых методов работы за счет внедрения рациона­лизаторских предложений.

По второму вопросу решение приняли быстро. Мнение было единым: необходимо создавать на предприятии свою школу ФЗУ. Без специальной подготовки кадров через два года, когда начнется массовый выпуск полиграфической техники, не обой­тись: нехватка рабочих рук заявит о себе со всей остротой. Бы­ло составлено ходатайство в Петроградский райисполком о пере­даче заводу старого деревянного здания на Каменноостровском проспекте. Решили его отремонтировать, приспособить под учеб­ные мастерские и классы, а с первого сентября 1930 года на­чать занятия. Ответственным за создание школы ФЗУ назначи­ли Павла Васильевича Световского, энергичного, активного ра­ботника, хорошего организатора.

Жизненно необходим был для завода и новый производствен­ный корпус. Строительство его уже велось. В начале осени прошлого года по пустырю вдоль берега Карповки впервые прошли землемеры, затем рабочие расчистили площадку, а строители 4-го Госстройтреста уже до морозов успели забить сваи. Так и было предусмотрено графиком работ. Но теперь, в связи с новыми задачами, стоящими перед заводом, пуск кор­пуса необходимо было ускорить. Можно ли сократить сроки строительства? Этот вопрос и решался на заседании.

Тут же присутствовал начальник строительства Торчинский. Он пришел с опозданием и внес в душное помещение свежий за­пах снега и холод с улицы. В огромных валенках, с застывши­ми на них кусками льда, он протопал к столу секретаря парт­бюро и сел напротив, краснощекий, с обветренным лицом. Как только дело коснулось его вопроса, возбужденно, хрипловатым от простуды голосом заявил:

— Нет, я ничего не обещаю. Дайте мне сначала график работ завода на стройке. Я посмотрю и тогда только скажу, смогу ли взять обязательства сократить сроки. Пока не узнаю объем по­мощи завода стройке, обещать ничего не буду.

— Да зачем же вам подстраиваться под нас? Диктуйте условия сами! — предложил Антонов.— Представьте нам список работ, которые мы должны выполнить, чтобы корпус вступил в строй в первом квартале тридцать третьего года. А остальное — наша задача!

Торчинский повеселел:

— Ну что ж, через три дня представлю список.

Решения, принятые на заседании, были обсуждены на собра­ниях во всех цехах и отделах и восприняты членами коллекти­ва как руководство к действию. Каждый рабочий и служащий понимал, что их выполнение зависит и от него лично.

Володя Платонов поставил перед собой задачу — не полу­чать ни единого замечания мастера и сдавать продукцию только с первого предъявления. Он теперь приходил в цех раньше обычного, как и положено настоящему рабочему. Не отставал от друга и Павел Поляков, отлаживал узлы табачных машин так, что хоть посылай на выставку.

Но все-таки впереди всех среди сборщиков был Петр Ивано­вич Бортников — личность на заводе знаменитая. Он работал еще с Аферовым. Во время восстановления производства нашел бесценные чертежи. В восемнадцать лет, перед самой Октябрь­ской революцией, вступил в партию. Сейчас Петру Ивановичу был тридцать один год. Всегда подтянутый, аккуратно одетый, он выглядел моложе.

Шутники часто спрашивали, не на праздник ли он собрался, Петр Иванович отвечал очень серьезно:

— А для меня работа теперь каждый день праздник.

На заводе его уважали. Опередить Бортникова в соревнова­нии, казалось, невозможно. Сложные трикотажные машины словно по волшебству вырастали под его чуткими руками из иголок, крючков, винтиков, зажимов и других деталей. Даже Николай Запрягалов, который с пятнадцати лет знал текстиль­ные машины еще по фабрике «Красная нить», не мог догнать Бортникова. Запрягалов был в цехе вторым. А третье место в соревновании среди сборщиков занимала Маша Николаева, комсомолка, двадцатипятилетняя женщина, мать двоих детей, черноглазая, веселая и очень острая на язычок. Если кому-то приходилось пересдавать работу, старались Маше на глаза не попадаться. Высмеет так, что целую неделю потом хохоток ее в ушах стоять будет.

Сборка трикотажных машин, выпускавшихся заводом в 1931—1934 годах.

Но вскоре третье место Маше пришлось уступить новичку, только что демобилизовавшемуся матросу Николаю Белозерову.

Этот завод он выбрал неожиданно для самого себя. Однаж­ды вечером провожал девушку домой по Песочной улице и увидел за забором изящный глиссер. Странное дело, подумал он, завод точного машиностроения, а и катера выпускает. За­интересовался. Когда пришел на следующий день в отдел кад­ров, выяснил, что глиссер построили в свободное время комсо­мольцы и скоро пустят его на воду, будут в выходные дни со­вершать на нем прогулки. Вот и вся судостроительная история завода. А выпускает он продукцию в соответствии со своим названием. Белозерову предложили устроиться здесь на работу, и вскоре курчавый светловолосый новичок, пять лет отслужив­ший механиком на корабле, показал мастерство в работе, при­мер в дисциплине и... умение водить катера!

В соревнование за право создания первых полиграфических машин не был включен инструментальный цех. Но дух соревнования, которым был охвачен весь завод, вдохновил на новый творческий поиск рабочих и этого вспомогательного цеха.

Работники завода — победители социалистического соревнования. 1932 год.

Как-то проходя через слесарный участок, лекальщик С. А. Маланов, работавший на заводе уже около десяти лет, обратил внимание на мастера, проверяющего зазоры в деталях иогансоновыми плитками. Маланов всегда считал это естественным, но теперь вдруг остановился от поразившей его мысли. А по­чему... плитки выписываем из Швеции? Более точный измери­тельный инструмент имеем свой, а плитки не делаем? С эти­ми вопросами лекальщик пришел к главному технологу Влади­миру Владимировичу Гедвилло. Вместе они обсудили проблему, и на другой день Маланов приступил к изготовлению первой партии плиток. Вскоре завод имени Макса Гельца, а за ним и другие предприятия стали выпускать этот инструмент. Страна освободилась от дорогих импортных поставок.

Широко развернувшееся на заводе социалистическое сорев­нование за право изготовления полиграфической техники спо­собствовало росту производительности труда на всех участках производства. Рабочие своим энтузиазмом заражали и конст­рукторов, заставляя торопиться с созданием новых машин. Однако обстановка в конструкторском отделе была в это время далеко не блестящей. Дело продвигалось медленно. Когда Дё­сов заходил в маленькое помещение административного корпу­са, где разместилась полиграфическая группа, и спрашивал: «Есть успехи, друзья?» — конструкторы каждый раз опускали глаза и отвечали одинаково: «Пока хвастать нечем, Георгий Александрович, но к сроку все обещаем».

Однажды на занятиях, которые вел с инженерами команди­рованный из типографии имени Евгении Соколовой наборщик И. И. Дербышев, конструктор Сергеев признался:

— Слишком сложна система взаимодействия деталей, труд­но ее понять. Хоть разбирай машину!

Дело затягивалось. Возможно, оно оставалось бы на месте еще дольше, если бы не принятые меры. По приказу Наркома­та легкой промышленности очередной купленный на золото за границей линотип направили не в типографию, где, конечно же, его ждали, а переадресовали прямо на Песочную. Положе­ние у конструкторов сразу же изменилось к лучшему.

А в цехах продолжалось соревнование за право в числе первых начать создание отечественной полиграфической техни­ки. Не все ладилось в эти дни у молодого шлифовщика Павла Войко. Работал он на заводе всего полгода. Профессия дава­лась нелегко. В соревновании сильно отставал, но старался ра­ботать лучше. И диски к трикотажным машинам, которые выдал ему мастер П. П. Турковский, тоже старался сделать хо­рошо. Вручную полировал их, замерял, а когда отнес на про­верку, все они оказались бракованными. Петр Павлович строго посмотрел на растерявшегося юношу и, не вставая из-за стола (этим он всегда выражал свое неуважение к провинившемуся), сухо приказал:

— Возьмите, молодой человек, ветошь и идите к линотипу, очищайте от масла детали. Инженеры просили меня выделить, кого-нибудь, кто не очень нужен в цехе. Но очищайте как сле­дует. Надеюсь, справитесь. Это не диски шлифовать.

Бойко приступил к новой работе. Разбирал узлы, снимал размеры с деталей и даже стал выполнять простые чертежи. Новое задание давалось ему легко. Способности неудачливого шлифовщика заметил Владимир Осипович Лабориозов и ска­зал, что поручит Павлу сборку первого линотипа.

Вскоре к изготовлению деталей линотипов, ротационных и фальцевальных машин приступили лучшие рабочие завода. Тогда комитет комсомола добавил еще один пункт в положение о социалистическом соревновании: взять под комсомольский контроль выполнение государственного задания. Было решено помечать зеленой полосой каждый наряд на новые машины. Введение «зеленого наряда» сыграло важную роль: производ­ству полиграфической техники была открыта самая широкая дорога.

Первый такой наряд лег на стол мастера токарно-фрезерного цеха Плеханова и был небрежно брошен им в ящик стола, где уже лежала кипа ожидавших своей очереди нарядов, но пролежал там недолго. В конторку мастера уверенно вошел молоденький паренек Саша Зуев, принятый на завод всего нес­колько месяцев назад токарем второго разряда, и спросил:

— Где заказ на изготовление валов к малой ротации?

Плеханов с удивлением поднял глаза.

— Где наряд? — снова повторил Саша. — Нужно немедлен­но передать его в цех.

— А ты кто такой?

— Рабочий Зуев. Будем знакомы. — Взгляд Саши выражал спокойствие и твердость.

— Так что ж, мастерам теперь не доверяют? — усмехнулся Плеханов.

— Доверяем, но проверяем, — выпалил, ни на секунду не смутившись, токарь. — Срочно наряд надо в цех!

Это правило скоро усвоили все: появился «зеленый на­ряд» — надо быстро приступать к изготовлению заказа.

К началу сборки первых линотипов уже была сформирова­на и бригада слесарей. В нее вошли Николай Белозеров, Павел Войко, Мария Николаева, Иван Болотин, Сергей Абрамов. Возглавил бригаду Петр Иванович Бортников. На участке пос­тоянно находился кто-нибудь из конструкторов. Работы по вы­полнению правительственного задания велись ускоренными темпами. Детали, изготовленные по нарядам с зеленой поло­сой, точно в назначенный срок поступали на площадки монта­жа полиграфической техники.

ПЕРВЫЕ СОВЕТСКИЕ ЛИНОТИПЫ

Шел февраль 1932 года. Первый пятилетний план близился к досрочному завершению.

С 1928 по 1932 год в Советском Союзе вступили в строй 1500 новых предприятий. Начали действовать крупные уголь­ные шахты в Донбассе, Кузбассе и Караганде. Воплощался в жизнь лозунг «Даешь вторую угольно-металлургическую базу на востоке страны!». Выпустил первую продукцию Москов­ский автомобильный завод. Дали ток первые советские тепло­вые и гидроэлектростанции.

Вместе со страной шел от победы к победе и коллектив за­вода имени Макса Гельца. Со всех участков производства в ди­рекцию стекались сводки показателей. По скрупулезным под­счетам бухгалтера Черкасова, заводского «короля цифр», про­верявшего сейчас каждый пункт обязательств, выходило, что после 25 или 26 февраля можно будет рапортовать о заверше­нии пятилетки.

В конструкторском бюро приступили к завершающему эта­пу работы — составлению аннотаций на новую технику. Харак­теристики машин были кратки, но тем не менее многие их пункты подолгу обсуждались.

Владимир Осипович Лабориозов подошел к склонившейся над листом бумаги Камкиной.

— Ну, что у вас получилось? — спросил, взяв в руки испи­санную страницу. Вверху с явным удовольствием было выведе­но: «Наборная строкоотливная машина „Линотип-1"». Ла­бориозов быстро пробежал глазами по строчкам: «Предназна­чен для механического типографского набора. Набор произво­дится при помощи клавиатуры, на которой наборщик работает как на пишущей машинке... линотип выпускает отлитые ме­таллические строки... все операции (отливка, обрезка, разбор­ка) выполняются автоматически... машина может одновре­менно работать одним — шестью шрифтами... производитель­ность 150 знаков в минуту... нагрев для отливки строк — элек­трический».

— Это не надо, других вариантов нагрева не существует. — Лабориозов вычеркнул последнюю строку, вернул Камкиной лист. — Можно отпечатать.

Машин было восемь. Два трикотажных автомата, линотип, малая ротационная машина, отливной станок к ней, фальце­вальная, брошюровочная и проволоко-швейная машины.

Бригада слесарей, принимавшая участие в сборке первых линотипов. 1932 год.

Сегодня этот вклад трудового коллектива в фонд первой пя­тилетки может показаться скромным и незаметным, но в те годы он имел для государства большое значение: освоение вы­пуска полиграфической техники освобождало страну от дорого­стоящего импорта.

 26 февраля 1932 года завод облетела радостная весть: принимать новую полиграфическую технику приедет первый сек­ретарь Ленинградского обкома ВКП(б) С. М. Киров. Коллекти­ву предприятия было что показать Сергею Мироновичу. К встрече почетного гостя готовились так, как и положено госте­приимным хозяевам. Накануне не сразу разошлись по домам после смены — особенно тщательно убирали станки, верстаки, инструменты. На другой день радостное беспокойство было заметно на лицах всех рабочих и служащих, но, пожалуй, больше всех волновались слесари из бригады Бортникова — по­бедители социалистического соревнования. Сам бригадир с утра не отходил от линотипа, то и дело поправляя туго охватываю­щий шею галстук.

Николай Белозеров, в морской форме, выглядел тоже парад­но. Заметно волновался Павел Бойко, притихшей сидела около линотипа Маша Николаева. К сдаче продукции все было гото­во. Кирова ждали к двенадцати часам.

Ровно в двенадцать к проходной завода подъехала машина, из нее вышли Сергей Миронович Киров и Михаил Иванович Ка­линин.

Михаил Иванович приехал в Ленинград, чтобы по поруче­нию ЦИК СССР вручить коллективу завода «Красный путиловец» орден Трудового Красного Знамени за освоение производ­ства отечественных тракторов. Посещение завода имени Макса Гельца не входило в его первоначальные планы, но желание увидеть советские линотипы, встретиться с их создателями, подробнее узнать об их жизни было велико, и Калинин вос­пользовался возможностью поговорить с людьми непосредствен­но в цехах, расспросить их об условиях работы.

Сборочная площадка линотипов была очень мала. А сейчас, когда на ней собрались все— конструкторы, инженеры, рабо­чие, здесь стало совсем тесно.

За машину сел Николай Белозеров. Он ловко пробежал пальцами по клавиатуре, и в линотипе все задвигалось, блес­тящие латунные пластинки, матрицы, заспешили вверх-вниз, вправо-влево, и на маленький приемный столик выдвинулись отлитые строки. Киров внимательно следил за движениями матриц. На мгновение он задумался. Ему вспомнилось, как в 1906 году с товарищами по революционной борьбе он основы­вал подпольную типографию в Томске. Там была далеко не такая техника, но те машины тоже были верными помощни­ками...

Белозеров встал из-за линотипа и протянул на раскрытой ладони две отливки.

— Это вам, на память.

Гости взяли в руки еще горячие строчки. На них было на­брано: «Сергей Миронович Киров» и «Михаил Иванович Ка­линин». Поблагодарили за подарок.

 Потом состоялся разговор о текущих делах. С. М. Киров и М. И. Калинин спрашивали, хватает ли станков в цехах, как поступает сырье от смежников, как организовано соревнование. Услышав о «зеленом наряде», похвалили комсомольцев.

Новая техника получила высокую оценку.

1 марта 1932 года «Правда» сообщила еще об одном достижении пятилетки: «Советскими машиностроителями одержана
крупная победа. На Ленинградском заводе имени Макса Тельца вступили в строй два первых отечественных линотипа, на
которых отлиты первые строки набора!»

НОВЫЙ КОРПУС

С тех пор, как год назад по решению партбюро Павел Васи­льевич Световский перешел из цеха на работу в ФЗУ, он не пе­реставал удивляться на своих новых подопечных. Только на минуту ослабишь внимание — обязательно что-нибудь натво­рят.

Вот и сегодня: зашел во время перемены в слесарную мас­терскую, а там потасовка. Борис Кошелев, Иван Морозов и Сергей Бармашов, парень совсем из другой группы, катались по полу.

— Что случилось? — строго спросил Световский. Все трое молча подошли к директору училища.

Павел Васильевич взглянул на взъерошенные волосы Бармашова, но выяснять, почему Сергей оказался не в своей фре­зерной мастерской, а на другом этаже, у слесарей, не стал: он имел слабость к детдомовским. Об этом в училище знали. У директора на столе лежал список ребят, лишившихся в годы гражданской войны отца и матери, в нем были отмечены дни рождения учеников, и каждый раз директор приглашал к себе домой группу ребят, родившихся в одном месяце, отметить «некруглый юбилей».

Мать и жена Световского пекли к приходу гостей пироги. Румяные, жаркие, они наполняли ароматом длинные коридо­ры квартиры. Соседи скоро привыкли к таким регулярным по­сещениям и, открывая дверь, приветливо встречали гостей. Эти дни доставляли ребятам много радости. Они охотно рассказыва­ли о них в училище, называя Световского «батей». Он и сам звал своих подопечных ласково и шутливо «фабзайцами».

— Так что случилось? — переспросил директор.

— Я, Павел Васильевич, брусок косо спилил,— ответил за всех Морозов, — и мальчишки мне объяснили ошибку.

— Ну-ну, после уроков, Бармашов, зайдешь в мой кабинет, а ты, Иван, сам знаешь, что делать, раз испортил металл. — Он показал рукой на пустующие тренировочные верстаки. Иван понурил голову: понял—-он наказан.

Преподаватели, мастера и учащиеся ФЗУ. 1933 год.

 За «брак» в училище наказывали, не сурово, но очень обид­но: ставили на «игрушки». Так ребята называли придуманные Световским и изготовленные мастерами из дерева учебные инструменты: напильники, рашпили, бруски. В стране не хва­тало металла, и его приходилось экономить. У этих верстаков будущие слесари отрабатывали необходимые навыки — пра­вильные движения рук, гибкость кисти. Только потом им дава­ли настоящий инструмент.

Делать нужную вещь интересно. Кусачки, например, ножов­ки, молотки. Иван лишен этого на два дня. Таково правило. Стыдно, конечно, перед товарищами, особенно перед теми, кто после перехода на металл ни разу к «игрушкам» не возвра­щался. Но что делать...

Когда прозвенел звонок и начались занятия, он, улыбаясь, нарочито развязной походкой прошел к тренировочным верста­кам. За последние полгода Морозов сильно вытянулся и прев­ратился из мальчишки в почти двухметрового великана с наив­ным детским лицом. Рабочие брюки теперь едва закрывали ему колени, но забавный вид ничуть не смущал занятого более важными проблемами парня.

«Уйду из училища! Уйду!» — вдруг мелькнуло у него в го­лове, но, продолжая улыбаться, он неторопливо принялся за дело. Взял рашпиль, как этому учили, проверил свободный ход, плеча и принял рабочую позу.

— Так! — раздалось над ухом. — Расслабь кисть, не жми, плавно, плавно нужно. Молодец! — Рядом стоял мастер Алек­сей Павлович Шаров. От его слов сразу стало легче.

Вечером Шаров отправил Ивана с заданием на завод: отвез­ти изготовленные за неделю инструменты и сдать их в кладо­вую.

Завод был совсем близко. Здание ФЗУ на Каменноостровском проспекте, выделенное Петроградским райисполкомом, находи­лось у пустыря, на котором развернулось строительство поли­графического корпуса и Дворца культуры.

Вид стройки вызвал у Морозова сложное чувство —радость и обиду одновременно: все меняется, вершатся большие дела, а он в стороне. То одна, то другая мелочь мешают стать ему нужным людям. Вон как внимательно Шаров просматривал каждый сделанный ребятами молоток или ножовку, а на те, сваленные в кучу, в которой лежали и пять «троечных» работ Морозова, даже не взглянул.

«Ну, теперь с этим покончено!»—пригрозил сам себе Иван и как бы для усиления угрозы бросил ящик с инструментом в тачку.

— Погоди! Дай помогу! — подскочил мастер.

— Сам не маленький! — отмахнулся Иван.

На улице, обгоняя прохожих, быстро покатил перед собой нагруженную доверху тачку.

— Завтра же начинаю новую жизнь.

Наказание уже перестало казаться Ивану обидным, а на плече, казалось, все еще лежала твердая, надежная рука мас­тера.

Мальчишки тридцатых годов! Скольких из вас вывела вер­ная рука старшего товарища к самому главному в жизни — труду!

Каждое утро мастерские ФЗУ заполняли сто тридцать пар­ней и девчат, они вставали к станкам и постигали взрослое де­ло — работу.

Училище при заводе было создано всего год назад. Парт­бюро поручило подготовку рабочих кадров лучшим мастерам предприятия. Преподаватели ФЗУ под руководством директо­ра, коммуниста Световского, работали творчески, старались окружить учащихся вниманием и заботой. В училище были ребята разных характеров и склонностей, встречались среди них и «трудные» подростки, но никто не бросил учебу. И в этом большая заслуга таких наставников, как А. П. Шаров и П. В. Световский. Они всегда были рядом.

Растущая смена рабочего класса принимала активное учас­тие в делах завода. Ребята делали несложный, но нужный инструмент, трудились на возведении нового полиграфического корпуса.

Каждый учащийся ФЗУ выходил на стройплощадку один раз в неделю по четкому графику, составленному в партбюро Антоновым, Ильиным и Световским.

Благодаря содружеству завода и коллектива 4-го Госстрой- треста новый корпус рос быстро. На фоне его старое заводское здание казалось ниже, как бы уменьшилось в размерах.

В партийном бюро завода. В центре — секретарь партбюро М. И. Ильин, 1933 год.

Когда в июле 1932 года на завод приехал рабочий-«двадцатипятитысячник» Михаил Всевиов и увидел эту стройку, он был ошеломлен.

В этот день здесь работали вместе со всеми мастерами и ди­ректором учащиеся ФЗУ. Работа кипела. На окруженную леса­ми дымовую трубу поднимали кирпич. Каменщики вели клад­ку, подсобниками были ребята. По строительным лесам, при­гнувшись, они спешили наверх. На спине у каждого груз — кирпичи.

Всевиов смотрел не отрываясь.

— Наблюдаешь? — тяжело дыша, к нему подошел Световский.

— Здравствуй, Павел! — обрадовался Михаил. — Я слышал, ты теперь директор!

— Да, теперь с молодежью, с «фабзайцами»,— улыбнулся Световский.

 Мимо пробегал коренастый парнишка.

— Бармашов, стой! — задержал его Павел Васильевич.

— Что?

— Передохни, Сережа.

Парнишка надул губы:

— Нет, я еще два раза сбегаю, а потом посижу.

— Видишь, какие старательные! — заметил не без гордости директор. — А у тебя как дела?

— Дела идут. Бывает тяжело. Вот недавно кулачье пере­резало ночью всем коням сухожилия. Пришлось пахать поля вручную, пока соседи не помогли.

— Слыхал,— кивнул Световекий.

— А теперь трактора получили!-—сказал Бсевиов. — Вот приехал к вам за помощью, инструмент нужен. К кому же еще, как не к своим обращаться. Сегодня уже пора назад ехать. Мне сейчас подарили фотокарточки «двадцатипятитысячников» на­ших, они перед отъездом снимались. — Он достал из кармана фотографию, протянул Световскому: — Возьми на память!

На снимке — молодые волевые лица. Во втором ряду Све­товекий увидел Михаила, рядом стояли Егоров и Никольский, рабочие завода имени Макса Гельца, уехавшие по призыву партии в 1930 году в деревню для проведения коллективиза­ции.

По распоряжению Дёсова Всевиову был выдан полный ком­плект инструмента. Завод позаботился и о доставке его на вок­зал. Когда, тарахтя колесами о булыжную мостовую, телега с инструментом для первых стальных коней коллективных хо­зяйств Вологодчины выехала на Каменноостровский проспект, Михаил еще раз оглянулся на стройку: заводская труба, каза­лось, шевелилась от непрерывно движущихся вокруг нее лю­дей. Он не отрывал взгляда до тех пор, пока она не скрылась из виду.

24 мая 1933 года, развернув у себя в правлении колхоза «Ленинградскую правду», Всевиов узнал, что корпус линоти­пов сдан в эксплуатацию.

«Новый корпус,— писала газета,— рассчитан на ежегодный выпуск 300 линотипов, 180 фальцевальных, 50 ротационных машин, включая и соответствующее количество запасных час­тей. При этой развернутой программе производства завод еже­годно будет сохранять государству четыре с половиной миллио­на рублей валюты, избавляя его от импортной зависимости».

Для того времени размеры корпуса казались огромными — тринадцать тысяч квадратных метров производственной площа­ди! Все было ново и необычно. Удивляла своей парадностью и новая заводская проходная, развернутая красивым полукругом на углу улицы Литераторов и набережной Карповки.

На участке линотипов могли одновременно работать трид­цать сборочных бригад.

Ударная бригада В. А. Баранова на сборке трикотажных машин. 1933 год.

 Вечером здесь было светло как днем: частая сеть электри­ческих ламп застыла под высокими сводами потолка.

Совсем недавно у страны появилась возможность возводить новые промышленные предприятия. Теперь при строительстве учитывалась не только необходимость выпуска нужной госу­дарству продукции, но и требования, предъявляемые к новым условиям труда рабочих. Пуск каждого цеха, завода, фабрики был результатом труда не одного коллектива.

Для корпуса полиграфических машин фрезерные станки прислал Горьковский станкостроительный завод, с Ленинград­ского завода имени Свердлова направили расточные, москов­ский завод «Красный пролетарий» обеспечил производство то­карными станками.

В новом цехе к станкам и верстакам встали первые 130 вы­пускников фабрично-заводского училища. С честью выполнил ответственное партийное поручение коммунист Павел Василье­вич Световский.

К освоению массового производства полиграфической техни­ки предприятие было хорошо подготовлено. В 1933 году завод выпустил 29 линотипов, а в 1934 году уже 97. Еще через год 158 типографий страны получили новую полиграфическую тех­нику с маркой ленинградского завода.

Группа рационализаторов у трикотажной машины Идеал. 1935 год

 

ЗАБОТЫ ПАРТГРУППЫ

 25 мая 1936 года на столе у директора лежал свежий номер многотиражной газеты «Макс Гельц». Заголовок критической статьи, опубликованной в нем, «Может ли так продолжаться?» — удивительное это ощущение!— резал глаза, как яркий свет.

Иван Семенович Ступкин низко склонился над столом и еще раз начал перечитывать статью. Ее авторы Поляков, Вышкин и Белозеров, члены партгруппы матричного участка, вскрывали причины трудностей и неудач в работе со свойственной им пря­молинейностью.

«Наша программа выпуска 135 комплектов матриц,— гово­рилось в статье, — не выполнена. Чтобы ликвидировать про­рыв, на заседании партийной группы матричного участка была давно составлена смета на внеурочную работу, но в заводоуп­равлении ее «согласовывают» до сих пор. Цех № 6 собственны­ми силами изготовил часть чертежей на особо нужный инстру­мент еще в ноябре прошлого года. Начальник инструменталь­ного цеха установил вполне определенные сроки выполнения этого заказа, но они прошли, а инструмент так и не поступил. Для замены изношенных деталей необходим склад запасных частей. Его нет. И получается, что с каждой планочкой, с каждым шрифтом приходится бегать по всему заводу... Необ­ходимо обеспечить наших граверов сталью, иначе будем в этом году без пуансонов... Следует залить пол матричной мастерской магнезитом, потому что из щелей очень трудно доставать упав­шие туда матрицы и мелкий инструмент. Во всем, даже в мелочах,— масса недостатков».

Все верно. Директор хорошо помнил, как не раз избегал прямого разговора с начальником матричного участка, отма­хивался от него на собраниях. Причина тогда была уважитель­ная: жесткий план по линотипам. Искренне думал, что матри­цы могут подождать.

Ступкин растерянно обвел взглядом свой новый кабинет, на противоположной стене висела диаграмма роста производства линотипов. Яркая, устремленная вверх прямая и цифры гово­рили сами за себя, но теперь очевидный и несомненный успех коллектива уже не радовал, как раньше. Надо было сосредото­чивать силы на самом слабом звене производства. Директор встал из-за стола, открыл дверь в приемную.

— Ангелина Васильевна, пригласите ко мне сегодня к три­надцати часам всех членов производственно-технического сове­та, партгруппу матричного участка и начальника шестого цеха Никитина, — обратился он к секретарю.

Как ни головокружительна первая радость победы на из­бранном пути, любая достигнутая вершина — успех только до тех пор, пока не остановишься на ней. Задержишься в движе­нии вперед — и уже первые победы совсем забыты.

Налаженное производство полиграфической техники и было этой первой покоренной вершиной, а за нею открывались сле­дующие, не менее трудные.

 ...Развитие матричного производства на заводе имело свою историю. Началась она с момента выпуска первых линотипов. Инженерам было ясно уже в 1930 году, что минимальный комплект из 800 матриц, необходимый для каждой выпущен­ной машины, скоро также должен будет изготавливать завод. То, что покупка на золото за границей этих сложной конфигу­рации латунных пластинок — дело временное, как и покупка линотипов, понимал любой рабочий. Все чаще и чаще тайна изготовления матрицы, летящей в нужный момент по каналам линотипа к отливному аппарату и возвращающейся назад, на свое место, приковывала внимание мастеров.

Маленькие, обратного изображения буквы, из которых отли­вается свинцовая строка, как они создаются? Вырезаются? Вы­далбливаются? Выщелачиваются? Ведь матриц нужен миллион! Производство их, остававшееся до сих пор секретом зарубежных фирм, должно быть освоено здесь, на Песочной, 6, во что бы то ни стало.

13 сентября 1934 года директор завода Георгий Алексан­дрович Дёсов издал приказ № 223:

 «Ввиду необходимости форсировать производство матриц приказываю выпустить в текущем году 5 пробных комплектов. Для этого:

1. Немедленно приступить к организации временной мат­ричной мастерской в помещении бывшей фрезерной 6-го цеха.

2. Главному механику в десятидневный срок установить обо­рудование в мастерской, через две недели изготовить оптичес­кие измерительные приборы, а к 29 сентября установить в мас­терской 40-тонный пресс, находящийся в центральной терми­ческой мастерской.

Директор завода Дёсов».

Все пункты этого приказа были выполнены в срок.

В декабре были изготовлены первые пять комплектов мат­риц, а в следующем году завод перешел на их серийный вы­пуск.

Партгруппа полиграфического цеха. 1935 год.

Первые матрицы еще были далеко не совершенны: только русского алфавита, одного единственного шрифта и размера. Они давали невысокое качество печати. Однообразно смотре­лись газетные страницы, книги и журналы тех лет, выпускае­мые на первых советских линотипах.

Дело продвигалось с трудом. Матричный участок завода ис­пытывал большие трудности. Неприглядно выглядел станочный парк этого производства: к каждому из пяти горизонтально- фрезерных станков, одному сверлильному и шлифовальному, установленных на участке, были приварены, привинчены, при­ставлены по пятнадцать — двадцать приспособлений. Когда в 1934 году благодаря этим приспособлениям был налажен вы­пуск опытной партии новой продукции, этот станочный парк радовал глаз, но теперь время стремительно шло вперед, а про­изводство все еще оставалось прежним. Вручную прессовщик закреплял крохотный пуансон в прессе, а когда тот выпадал из рук, тщетно старался отыскать его на полу. А ведь потерян­ный пуансон — это несколько часов работы гравера! Ручной труд преобладал здесь на изготовлении мельчайших деталей в гораздо большем объеме, чем во всех других цехах.

 Когда члены партгруппы матричного участка и начальник 6-го цеха Никитин возвращались с совещания у директора, многие рабочие интересовались, чем же закончилось обсужде­ние проблемы.

— Ну как, что решили? — спросил у Никитина молодой конструктор Н. П. Черных.

Сборка первых серийных строкоотливных машин Н-2. Слева направо:
рабочие П. М. Бойко, И. И. Дербышев, И. Т. Болотин.

— Все в порядке будет, Николай Павлович, — ответил на­чальник цеха. Черных на предприятии хорошо знали, хотя он всего год назад поступил на завод после окончания Политехни­ческого института. Знали его еще студентом: здесь он проходил практику и писал дипломную работу «Проект наборной стро­коотливной машины с боковыми магазинами». Она имела для предприятия важное практическое значение.

В июне 1935 года Николай Павлович Черных с первым гуд­ком вошел на завод инженером-конструктором, вошел как в родной дом, чтобы связать с ним всю свою жизнь. И не было ничего странного в том, что специалисты матричного производ­ства подробно рассказывали сейчас молодому конструктору о своих проблемах.

— Целый штат для нас набирают, Николай Павлович, — сооб­щил Белозеров. — С нами теперь будут работать инженеры Гон- чаренко и Георгиевский, инструментальщики Дорогин и Маланов. Выходит, статью писали не зря!

Принятые меры позволили коллективу матричного участка уже в июне того же 1936 года принять такие обязательства, которые ошеломили всех на заводе. Рабочие и инженеры, уве­ренные в своих силах, заявили, что к 5 декабря — дню приня­тия новой Конституции — освоят производство матриц для пе­чатания книг на четырех языках народов СССР, а к концу пя­тилетки — на языках всех союзных республик.

1 декабря 1936 года заводская газета «Макс Гельц» сообща­ла: «Типографии Грузии, Казахстана, Украины, Белоруссии будут теперь выпускать газеты, журналы и книги на советских линотипах и матрицах».

 

Механический цех. 1936 год. 

Матричный участок, ставший победителем социалистическо­го соревнования, досрочно выполнил свои обязательства.

В 1937 году завод приступил к производству новой модели линотипов Н-2, разработанной В. О. Лабориозовым, Н. П. Чер­ных и Н. Я. Цветовым. Конструкция этой машины отличалась от предыдущей. В ней появился автоматический регулятор на­грева гарта, была автоматизирована клавиатурная часть, вве­ден механический подъем верстатки. Это значительно облегчи­ло работу наборщика. В этом же году полиграфический цех, возглавляемый коммунистом В. О. Кузьминым, выпустил 284 новых линотипа, и каждый из них был оснащен полным ком­плектом матриц, созданных на заводе.

 

Во второй пятилетке страна полностью отказалась от импор­та в этой области, теперь типографии страны стали оснащаться наборным оборудованием только отечественного производства.

ПРЕРВАННАЯ ПЯТИЛЕТКА

В третьей пятилетке перед заводом точного машиностроения имени Макса Гельца была поставлена задача — наладить вы­пуск целой серии новых изделий: тетрадно-линейного агрега­та, линейно-пробельного автомата, станка для отливки стерео­типов к малой ротации, крупнокегельной строкоотливной ма­шины, группы пневматических самонакладов к плоскопечат­ным машинам. Нужно было создать фальцевально-кассетную и модернизировать шрифтолитейную технику, разработать новую модель линотипа Н-3, первую модель монотипа, в котором бы набор сложных технических текстов осуществлялся с помощью перфоленты.

Это был грандиозный скачок вперед. Если бы двадцать пять лет назад опытным производственникам Александрову, Кацко- му, Смирнову или Бойсу сказали, что за пять лет объем вы­пуска продукции увеличится более чем в два с половиной раза, что будет освоено производство девяти новых сложных машин, они усомнились бы в реальности таких темпов. Но сейчас эти темпы стали возможны. Они были подготовлены всем ходом со­циалистического строительства, осуществляемого под руковод­ством партии коммунистов, ростом политического сознания масс и технической оснащенности предприятий страны.

Когда известие о рекорде донбасского забойщика Алексея Стаханова, выполнившего 31 августа 1935 года за одну смену четырнадцать производственных норм, облетело всю страну, на всех предприятиях стали ломать устаревшие нормы.

В стахановское движение включался рабочий класс заводов и фабрик. Ударный труд многих тысяч тружеников позволил досрочно завершить вторую пятилетку, а в третьей стало реаль­но наметить новые грандиозные планы.

 Новому поколению грамотных, имеющих широкий кругозор рабочих, таких, как Павел Бойко (он учился на вечернем от­делении Ленинградской промышленной академии), Александр Зуев — студент станкостроительного техникума, выпускники ФЗУ Иван Морозов и Михаил Фалин, открылись невиданные ранее возможности использования полученных знаний. Они вносили рационализаторские предложения, изменяли техно­логию обработки деталей, что позволяло резко увеличивать производительность труда, а следовательно, и объем выпуска продукции. Трудовые рекорды вошли в повседневную жизнь.

Слесарь Владимир Мельников предложил выполнять ша­бровку рамы одной из деталей линотипа на шлифовальном станке. Предложение Мельникова сразу было внедрено на всем участке. И уже через месяц совсем недавно принятый на рабо­ту Юрий Фабрициус перевыполнил на этой операции норму в восемь раз.

Слесарь Александр Фадеев из полиграфического цеха стал делать резьбу деталей на токарном станке, что позволило пере­выполнять норму выработки в шесть раз.

Николай Запрягалов вместе со своим товарищем по трико­тажному цеху Семеном Стрибежевым изготовил шаблон для распределительных пластин к чулочно-вязальныи машинам. Разметка и обработка каждой пластины, в которой имелось бо­лее сорока пазов, занимала обычно у слесарей около двух ча­сов. Применение шаблона вообще исключило операцию размет­ки, а время обработки детали сократилось до нескольких ми­нут.

Стахановцами стали А. Богданов, П. Сергеев, В. Дзюба, И. Ко­маров, И. Коханков, В. Никитин, Р. Фридман, В. Матвеев, И. Александров. Сотни людей вставали в ряды новаторов и пе­редовиков производства. Стахановское движение охватило мас­сы, отметив трудовыми рекордами годы третьей пятилетки. Развитие техники шло стремительными темпами, буквально на глазах менялся облик социалистического производства.

Трудящиеся завода на первомайской демонстрации. 1936 год.

В канун Нового, 1939 года из стен завода вышел тысячный линотип, осваивалось производство фальцевально-кассетной и шрифтолитейной машин. В июле 1940 года на испытательном стенде полиграфического корпуса появился еще один новый агрегат — тетрадно-линейный. Эта машина была гордостью кон­структоров А. Л. Климовича и Н. П. Черных. С волнением они начали ее испытания. Анатолий Леонидович Климович нажал кнопку пуска — механизмы заработали, завертелись рулоны с белой, голубой, розовой бумагой, и из агрегата одна за другой стали выходить готовые школьные тетради. Начальник поли­графического цеха Владимир Осипович Кузьмин переключал регулятор режима работы — тетради выходили в линейку, в клетку, в косую линеечку, и в каждую из тетрадей автомат вкла­дывал розовую промокашку. Инженеры внимательно наблюда­ли за процессом. Машина работала четко.

Вскоре она была отправлена на фабрику «Светоч».

Новая техника, созданная заводом, позволила ликвидиро­вать ручной труд во многих типографиях страны. В десятки раз возросла производительность наборных и печатных цехов. К 1940 году объем выпуска печатных изданий в стране увели­чился по сравнению с 1917 годом в пятнадцать раз.

Ленинградский завод точного машиностроения имени Макса Гельца в третьей пятилетке стал крупным предприятием, пе­ред ним открывались широкие перспективы. Завод мог уже поз­волить себе то, о чем раньше невозможно было даже мечтать. Администрация, партийная и профсоюзная организации при­няли решение построить семиэтажный дом с отдельными бла­гоустроенными квартирами для рабочих и служащих. Заказали проект, составили смету расходов, выбрали место на Выборг­ской стороне для будущего дома. Весной сорок первого года был заложен фундамент. Но над ним не было возведено ни од­ного этажа. Через два месяца строительство было прервано войной.

 7 мая 1941 года после рабочей смены состоялся митинг. Провожали в армию комсомольцев Михаила Фалина, Николая Семенова, Владимира Чечеткина, Николая Бармашова.

Обращаясь к новобранцам, Н. Н. Запрягалов, недавно из­бранный заместителем секретаря партбюро, сказал:

— Не забывайте, ребята, писать на завод. Адрес хорошо помните? Литераторов, одиннадцать. И после службы непре­менно возвращайтесь к нам.

— А куда же еще? — ответили уверенные в завтрашнем дне парни. Твердым шагом, с небрежно перекинутыми через плечо вещмешками, они переступили порог проходной, не по­дозревая, что кто-то сделал это в последний раз...

Понедельник, 2 июня. На улице Литераторов шумно. Авто­бусы с табличками над лобовым стеклом: «Внимание, дети!» — заполнили площадь перед заводом. Галдят малыши в цветастых платьицах и коротких штанишках, белых панамках. Не сразу их рассадишь по местам.

Но вот зажглись фары, автобусы заурчали и медленно дви­нулись.

— Я скоро к тебе приеду! — кричат мамы. — Не скучай! Скоро приеду! Счастливого пути!

 Через три недели шоферы будут гнать эти же автобусы в Сиверскую, превышая скорость, а им, матерям, она будет казать­ся такой медленной...

Утро 21 июня. Предвыходной день. На заводском дворе идет погрузка малых ротационных машин. Все десять агрега­тов уже упакованы в рубероид и установлены в ящики.

— Две сверхплановые есть, — говорят друг другу грузчики.

— Да, до конца года все двадцать дадут!

— Даду-ут...

Нет, до конца года больше не будет выпущено ни одной такой машины, а эти уйдут не по намеченному адресу. Печат­ная техника будет переадресована в воинские подразделения, чтобы пойти вместе с бойцами по полям сражений.